Принимаю условия соглашения и даю своё согласие на обработку персональных данных и cookies.

Борис Шварц: с петлинской командой я общаться не собираюсь

14 апреля 2011, 09:26
интервью
Борис Шварц: с петлинской командой я общаться не собираюсь
Фото: 66.RU
Директор строительной компании «Виктория Инвест Строй» рассказал о точечной застройке на Амундсена и о многом другом.

Ситуация вокруг домов на Амундсена, 66–72, где вот уже почти год разворачивается противостояние жильцов и строителей, до сих пор остается напряженной. Дня не проходит без своеобразных «весточек с полей». Но если раньше на связь в основном выходили представители жильцов, то сейчас и у противоположной стороны возникло желание объяснить свою позицию.

Предлагаю вам интервью с руководителем одной из фирм, задействованных в строительстве. Борис Шварц — директор генподрядчика, компании «Виктория Инвест Строй». Именно они ведут реальные работы на площадке, собственником которой является всем отлично известная по шумихе последнего времени фирма-застройщик «Транзит-Инвест».

— Добрый день, Борис Эдуардович, начнем по порядку. От общих вопросов двинемся к частностям. Когда было выдано разрешение на строительство?
— Разрешение не строительство было выдано еще в 2008 году. Более того, оно подтверждено решением суда. Есть абсолютно четкий комментарий по сложившейся ситуации господина Жеребцова, министра строительства и архитектуры Свердловской области. Застройщик находится в легитимном поле, и исполнительная власть никаким образом не может запретить ему осуществить свою правовую деятельность.

— Жильцы утверждают, что при нарезке земли было нарушено гарантированное им Жилищным кодексом право на оформление придомовой территории в собственность.
— Могу сказать одно. Там четыре дома. И лишь жильцы одного из них — кооперативного под номером 70 — до настоящего дня изъявили желание оформить землю в собственность. Они воспользовались этим правом и отмежевались. Им дали столько земли, сколько они просили. Стройка на их земле не находится — участки граничат между собой. Когда застройщик межевался, документы не раз и не два проходили через кадастровую палату. Все сделано в рамках закона, все выверено и не расходится с нормами права.

Двор 66-го дома — где, в частности, живет госпожа Блинова, которая является одним из организаторов противостояния — вообще в противоположную сторону сориентирован. Их земля по закону — 5 метров от дома. И вообще, это задняя сторона здания, где в принципе больше пяти метров никто не забирает по одной простой причине — это ж платить надо! Налоги! У нас здесь расстояние 17, 5 метров.

Макет расположения дома.
На переднем плане — дом №68 по Амундсена, справа — 66, слева — 72, самый дальний — 70, за новостройкой здание школы искусств.

— По затенению домов что можете сказать? Жильцы утверждают, что в некоторых квартирах вообще не будет света.
— Проект прошел экспертизу. А это значит, что отдел санитарного контроля проводил расчеты инсоляции всех окружающих домов. Это нормы по проникновению солнечного света в квартиры. Есть положительное заключение. Значит, все в порядке. Это же суд проверял.

— Насколько помню, суд не это проверял. Первая инстанция отклонила жалобу жильцов с формулировкой «истек срок подачи исков».
— Да нет, конечно. Было два суда. Если говорить о последней инстанции, мне юристы так объяснили, что, судя по всему, возник некий внутренний конфликт между инициативной группой и ее адвокатом. То ли недоплата, то ли они по-разному видели ситуацию. Но есть такое ощущение, что адвокат намеренно подготовила документы так, чтобы не затягивать рассмотрение. И, тем не менее, редкий случай, когда в кассационной инстанции больше полутора часов рассматривалось дело. Судья очень скрупулезно подошел. Когда он смотрел документы, там была куча закладок. Он все очень детально комментировал.

— Въезд на стройплощадку сейчас организован со стороны школы искусств Насколько это безопасно для детей?
— Въездов у нас два. Один со стороны улицы Амундсена, второй со стороны школы искусств. Все согласовано. Еще до того, как подрядчик зайдет на площадку, и даже до получения разрешения на строительство заказчик обязан согласовать два документа — генеральный план и проект организации строительства. Они согласуются в том числе и в ГАИ. Более того, 4 апреля, например, на площадке был Замятин Юрий Анатольевич, начальник ГорГАИ. 22 марта, когда мы зашли на площадку, после вступления в законную силу решения суда, здесь присутствовал его заместитель. И естественно, они все документы проверили еще раз. Также ответственно к этому подошел и местный отдел милиции — лично исполняющий обязанности начальника Ярослав Юрьевич Казанцев.

— В какие сроки планируется построить дом? И что это будет за дом?
— Трехсекционный шестнадцатиэтажный жилой дом с подземным одноуровневым паркингом. Разрешение на строительство у нас действительно до августа 2013 года. Реально срок возведения такого дома — 24 месяца. И мы в него спокойно уложимся. Может быть, даже чуть быстрее. Где-то в апреле 2013 года, я думаю, мы предъявим дом. По формату и по нарезке квартир он не будет концептуально отличаться от тех, что стоят вокруг. Да, здесь современная нарезка, немного больше площадь жилых помещений. Но с точки зрения сегмента рынка, на который мы ориентируемся, это экономкласс.

Застройщик находится в легитимном поле, и исполнительная власть никаким образом не может запретить ему осуществить свою правовую деятельность.

— Как осуществляется финансирование работ?
— Это долевое строительство. Здесь привлекались и средства застройщика, и средства генподрядчика, и деньги дольщиков.

— Сколько площадей в доме уже продано?
— Не комментирую, но продано достаточно.

— Как дольщики относятся к отсрочке из-за затруднений с жильцами?
— Реакция от них есть. Причем как от действующих, так и от потенциальных. Но никто не паникует. Сейчас мы в силу понятных обстоятельств не торопимся привлекать инвестиции к этому проекту. Однако очередь на покупку квартир быстро растет. Сегодня трафик порядка 60–70 человек.

— Если стройка замораживается, в какие убытки это выльется компании?
— Надо считать. Я вам даже приблизительно не могу сказать. Но убытки будут значительные. Такие, которые ощутимы для любого бизнеса, какого бы он ни был размера.

Судя по всему, возник некий внутренний конфликт между жильцами и их адвокатом. Есть ощущение, что адвокат намеренно подготовила документы так, чтобы не затягивать рассмотрение.

Извините за слегка театральный ход, но тут по-другому не получится. Разговор велся в кабинете директора в рабочее время. Естественно, туда постоянно заходили или звонили люди. Некоторые подключались к беседе. Приписывать слова другого человека Борису Шварцу было бы неправильно, поэтому в таких случаях буду вводить эпизодических персонажей.

Евгения, руководитель департамента продаж компании, зашедшая в кабинет с бумагами:
— Заморозка даже гипотетически невозможна. Но главное, она невозможна юридически. Все законно.

Борис Шварц:
— Да. Разумеется.

— Как гипотетически, так и юридически у нас бывали всякие случаи. Я вот что хочу узнать, будет ли для вашей компании фатальным прекращение стройки?
— Любые потери невосполнимы. Если вы имеете в виду, погибнет компания или нет, то нет. Компания, конечно, выживет. Я про свою говорю. Какая обстановка у застройщика — не знаю. На сегодняшний день в строительство вкладывают деньги не только они, но и мы. Поэтому я так активно в этом участвую. Если бы я просто был наемным подрядчиком, который не инвестирует в стройку, быть может, я бы потише сидел.

— Денежный интерес у вас здесь единственный?
— Вообще вся эта ситуация вокруг противостояния застройкам мне не очень симпатична. Не с некой нравственной точки зрения, а, если хотите, с общеполитической. Я считаю, что законы должны соблюдаться. Понимаете, я строитель, а строитель, что при советской власти, что сейчас — ничего не поменялось — всегда находится в легитимном поле. Нормативные документы, которыми регулируется строительная деятельность, нельзя нарушать. Вот это будет фатально! Мы настолько ориентированы на соблюдение различного рода законов, что мне просто претит нарушение правил игры. А также некая пассивность властей относительно той компании, которая против нас разворачивается.

— Но жильцы утверждают, что новый дом доставит им значительные неудобства.
— Приведу пример: путепровод, который построили на Московской–Большакова. Дорога прошла на уровне третьих-четвертых этажей старых пятиэтажек. Казалось бы, жуть. С другой стороны, например, я пользуюсь этой дорогой каждый день — езжу на работу и обратно. Безусловно, стало удобнее, и Московская разгрузилась. Наверное, не самое радужное чувство испытывают люди, которые живут в этих пятиэтажках. Кто-то из них обращался в суды, просили пересмотреть решение, но до прямых столкновений не доходило.

Есть здравомыслие и законы развития мегаполиса. Я не думаю, что там, как и у нас, что-то было нарушено при прохождении экспертизы. Конечно, есть негативные аспекты. Наверное, квартиры немного потеряли в цене — примерно 5%. Но против градостроительной логики не попрешь. Город должен развиваться, а земля не может пустовать. Если жильцы думают, что, избавившись от нас, они навсегда обезопасят свой двор, то они серьезно ошибаются. Уйдем мы, придут другие, может быть, менее разборчивые в средствах, и все равно построят там дом.

Уйдем мы, придут другие, может быть, менее разборчивые в средствах, и все равно построят там дом.

— У вас есть опыт точечной застройки?
— Да. Мы уже один дом построили внутри квартала на Вторчермете. Сейчас вторую очередь будем строить. В относительно старом жилом массиве — 70-х годов постройки — мы возвели клубный дом «Камелот». Дворового пространства как такового там не было, дома стояли спинами. Был какой-то скверик, гаражи. А на самом деле это был запущенный бомжатник. Мы все снесли, расчистили, и теперь там стоит современный красивый дом.

— Возмущения тогда были? И если да, то как удалось договориться?
— Там было некое праведное возмущение. То, которое я считаю допустимым и разумным. С нами никто не воевал. Люди до судов не дошли, но обратились в прокуратуру. Она провела комплексную проверку документов и ответила жителям, что все в порядке.

— Сейчас вам вспоминают, что на месте «Камелота» был садик?
— Это уже больше 25 лет не садик был. Я на Вторчермете вырос, и все это очень хорошо знаю. Раньше там были ясли. Году в 89 или 90 они закрылись. Муниципалитет не смог их поддерживать. Имущество было продано району. Были какие-то люди, которые хотели там производство наладить. Потом полуразрушенное здание в другие руки перешло, потом в третьи. И вот с третьими собственниками мы договорились о совместном землепользовании для строительства второй очереди «Камелота». Документы сейчас в экспертизе.

— Если бы вам все же сказали, что району нужно место для садика, и попросили выделить помещение, то было бы это проблемой?
— Для застройщика это проблемой не является никогда, если, конечно, он не строит трехэтажный двухподъездный дом, в котором садик займет треть площадей, и стройка не окупится. А в шестнадцатиэтажном доме, конечно, можно спокойно выделить определенные площади безвозмездно, ну или на каких-то понятных полувозмездных или слабо возмездных условиях. Главное — диалог. Поле для разговора есть, и он, безусловно, возможен. Если придут жильцы и скажут, что им необходима рюмочная, то я думаю, мы не пойдем навстречу. Заведение такого рода, с моей точки зрения, будет вредно. А все остальное — пожалуйста.

— Что вы можете предложить жильцам на Амундсена?
— На территории между их домами сейчас в хаотичном порядке разбросаны некие конструкции детских площадок. Им уже очень много лет. Давайте посмотрим генплан.

Интересующий нас кусок генплана.
Синим обведены ныне стоящие дома. Голубым обозначена школа искусств. Бледно зеленым — предполагаемая зона благоустройства. Цифрами на отдельных участках отмечено их назначение.

— Красные линии — это то, как выгородился забором застройщик. Новое здание будет стоять именно в этих границах. Жильцы соседних домов получают полное благоустройство двора, которое выполняет застройщик за свой счет. Давайте смотреть конкретно: 8 — площадки для игр детей, 9 — площадки для отдыха взрослых, 10 — площадки для занятия физкультурой, 11 — хозяйственная площадка. По всем этим площадкам, естественно, есть проектные наработки — они в генплан не входят. Могу сказать одно: достаточно старый жилой массив получит новую инфраструктуру.

— Эти площадки не будут огорожены вместе с новым домом?
— Естественно, ничего не будет выгорожено. По закону, это зона общего пользования. Если что-то и будет выгорожено, то только по красным линиям застройщика. Да и то это уже прерогатива будущего ТСЖ или управляющей компании, к которой обратятся собственники жилья.

— А насколько велика вероятность этого?
— Давайте я вам просто пример приведу. Дома, построенные нами на Аптекарской и Санаторной. Когда дома вводили, я собрал управляющие компании и говорю: «Ребята, мы с вами на Вторчермете. Давайте обнесем все забором, установим шлагбаумы, поставим будки охраны, сделаем видеонаблюдение». Отвечают: «Да, давайте». Продолжаю: «Мне придется понести определенные затраты. По договору долевого строительства я не обязан этого делать. Это я вам просто как человек предлагаю». Провели голосование. 20% — за, 80% не хотят вкладывать деньги.

Вернусь к вопросу о том, что мы можем дать взамен. Новый дом, естественно, будет по-современному укомплектован. Предусмотрены места для консьержей, однозначно будет видеонаблюдение. При желании это все можно развести полностью на двор вместе с соседними домами. Если господа управляющие этими домами захотят иметь у себя нормальную, надежную систему охраны, ничто не запрещает реально обнестись заборами, поставить шлагбаумы. Все можно сделать. Вопрос только в доброй воле и договоренностях.

То же самое касается школы искусств. Они и так огорожены, но, если бы там было видеонаблюдение, я думаю, для них это было бы совершенно не во вред. Застройщик готов к диалогу. Другое дело, что за год противостояния, конечно, возникло некое взаимное ожесточение. Но поверьте мне, мы очень вменяемые люди и совершенно контактные. Сказать, что мы абсолютно беззубые и бесконфликтные — да нет, конечно! Это все равно сфера наших интересов и мы ее будем отстаивать. Но договариваться можно и нужно!

Поверьте, мы очень вменяемые люди и совершенно контактные. Сказать, что мы абсолютно беззубые и бесконфликтные — да нет, конечно!

— Были разговоры, что строители готовы выделить место в новом доме под школу искусств. Предложение до сих пор в силе?
— Это предложение было высказано в свое время представителем застройщика Юрием Евгеньевичем Усковым на совещании у Владимира Павловича Крицкого. Лично я не присутствовал. Там был Пашков, бывший глава Ленинского района, был представитель жильцов и застройщик. Разговор шел о том, что школа искусств заняла старый садик. Когда ее организовывали, потребности в детских дошкольных учреждениях в микрорайоне не было. А теперь она снова появилась. Застройщику был задан вопрос: «Юрий Евгеньевич, отдашь для школы искусств помещение?». Он ответил: «Да почему нет. Давайте обсуждать — сколько вам надо квадратных метров».

В общем-то, это было возможно. Но потом мы посмотрели на детей, которые участвуют в беспорядках, и на их родителей, которые всячески их поощряют. Ну, это все видно — блогеры с удовольствием выкладывают на форумах видеоматериалы. Мы увидели это ожесточение, невоспитанность. Кстати, о детях. Я скажу, что не попадает в кадр. Определенная группа этих детишек, которая кидается ледяными снежками, дерется палками, выкрикивает оскорбления, вы не поверите, вечерами они просятся у охраны в автобус переночевать.

— Это чьи дети? Жильцов или беспризорники?
— Дети из местных неблагополучных семей. В общем, мы оценили ситуацию, увидели пустые глаза детей. Увидели ожесточенных людей. Посмотрели с застройщиком друг на друга. Мы два человека, в общем-то, одного возраста, выросшие в одно время, учившиеся в одном институте, с определенной ментальностью. Мы поняли, что не нужна там на первом этаже школа искусств. Там нужно что-то совершенно другое.

Сначала я говорил: давай организуем клуб. Помните, как раньше, в советские времена, были клубы, куда пацаны приходили и занимались моделированием, например, или еще чем-то. Долго-долго обсуждали эту тему и пришли к тому, что там нужна скорее школа духовного развития. Чтобы компенсировать то, что не дают сегодня родители.

— Что-то вроде воскресной школы?
— С владыкой Викентием я сам не разговаривал. С ним встречался Юрий Евгеньевич. Давайте ему позвоним, он все прокомментирует.

Мы поняли, что не нужна там на первом этаже школа искусств. Там нужна скорее школа духовного развития. Чтобы компенсировать то, что не дают сегодня родители.

Юрий Усков по телефону:
— Мы решили, что там нужна школа, где бы преподавались основы нравственности и морали. Пошли с этим предложением в епархию. Нас очень хорошо приняли. Я попросил аудиенции у владыки Викентия и изложил суть проблемы. Он сказал, что дело это нужное и благословил.

— Еще осенью жильцы сомневались, что вы перенесете школу искусств, но по другой причине. Они утверждали, что никто не захочет жить по соседству с музыкальными классами?

Юрий Усков по телефону:
— Сейчас это не так сложно и не так дорого, как кажется. С современными звукоизоляционными технологиями возможно все. Скорее всего, и в духовной школе будет свой музыкальный класс. Мы все сделаем.

Телефон из моих рук переходит Борису Шварцу, и он напоследок задает еще несколько вопросов Ускову:
— Юр, ты помнишь, почему мы перестали искать компромиссы?
— Да им ничего не нужно — ни садиков, ни школы, ни площадок. Они просто не хотят говорить. Самая банальная ситуация. Дайте денег — и все.
— Деньги они просили в прокуратуре или у Пашкова?
— Это прямо в прокуратуре было.
— У Дружинина в кабинете?
— Да-да-да. По сто тысяч каждому.

Нажимает кнопку отмены вызова и возвращается к разговору со мной:
— Вот этот эпизод был в кабинете у прокурора Ленинского района Дружинина. Конкретный мужчина сначала очень активно противостоял нам, а потом попросил 100 тысяч рублей компенсации. Я его хорошо помню, потому что в прошлом году, в июне, когда мы в первый раз туда зашли, вечером собрались жильцы, и я лично, плюс главный инженер застройщика и мой главный инженер пытались с ними разговаривать.

Мы пытались донести до них, что ничего не нарушаем. Застройщик находится в своем правовом поле. Мы говорили, что у вас, конечно, есть определенные возможности, которые вы теоретически можете попытаться реализовать. Практически, лучше давайте вступим в диалог и мирно решим, каким образом мы сможем возместить те неудобства, которые вам доставит стройка.

— И вы готовы к диалогу до сих пор?
— Из любой ситуации можно найти некий позитивный выход. Но в данном конкретном случае разговаривать имеет смысл лишь с управляющими компаниями. С теми же людьми, которые руководят возникшим противостоянием, этим, так сказать, санкционированным бешенством, я за стол переговоров не сяду. С петлинской командой я общаться не собираюсь (имеется в виду депутат Городской думы Максим Петлин, которого строительная компания «Форум-Групп» обвинила в вымогательстве взятки за прекращение действий, мешающих строительству торгового центра на Репина–Зоологической — прим. редакции).

— Вы неоднократно упоминали, что Максим Петлин имеет отношение и к развитию вашей ситуации. Какое именно? Жильцы утверждают, что видели его там всего один раз. Он там постоял немного и уехал.
— Неправда. 22 марта, когда мы зашли на площадку, Петлин появился там первый раз часа в четыре. Походил, поговорил с кем-то о чем-то. Потом приехал снова в семь часов вечера. Он выступал на собрании и говорил примерно следующие вещи: «Забор ломать не надо, вас за это могут наказать. А надо делать так. Если ты на своей машине заезжаешь во двор, а тебе навстречу идет машина с кирпичом, встань. Встань и стой столько, сколько ты сможешь стоять. Не выходи из машины. Простой час, полтора, два. Ты представляешь, какие колоссальные убытки ты нанесешь этими действиями застройщику? Вот как надо бороться. При этом в крайнем случае можно выйти и перекрыть улицу Амундсена». То есть ровным счетом то, что происходит сейчас.

— А в чем его интерес?
— В прошлом году Юрий Евгеньевич был в полшаге от ситуации с «Форум-Групп».

— Про перекрытие Амундсена мы знаем, а по первому сценарию кто-нибудь уже действовал?
— Недавно был случай. Недалеко от въезда на площадку на своей 99-ой встал человек. У меня там стоят четыре машины с плитами, которые надо разгружать. А он не отъезжает. Мне звонит оттуда прораб: «Что делать?». Отвечаю: «Звони 02». Связываюсь с начальником отдела милиции, говорю: «Очень прошу помощи и поддержки. Потому что это частный автомобиль. Я мог бы его охранниками убрать, но я этого делать не буду. Просто в силу того, что лишний скандал мне ни к чему». Он отвечает: «Все правильно, сейчас я туда отправлю людей». Параллельно звоню еще в ГАИ. Они приезжают, проверяют документы. Документы в порядке. Приходит милиция. Никаких противоправных действий он не совершает, просто стоит. И те, и эти уходят.

Остается его машина и четыре машины с плитами, которые не могут разгрузиться. Я снова звоню в милицию. Они отвечают: «А что мы можем? Он же только правила дорожного движения нарушает, звони гаишникам». Я снова звоню гаишникам. Они мне: «Понимаете, он же не на проезжей части, а внутри двора стоит, позвоните в милицию, пусть заберут». Дальше понятно. В конце концов один из милиционеров мне сказал: «У вас же есть охрана. Пусть придут — подвинут его руками». Я говорю: «Ога! После этого вы заберете всех». В результате пришлось разворачивать все машины с плитами и увозить их на другую площадку. Я понес ущерб порядка 50 тысяч рублей.

И ведь провокаций множество. Взять хотя бы случай со сломанным пальцем. Якобы наш строитель кинул женщину на грузовик и у нее сломался палец. Это два разных случая. Того, кто кинул женщину на грузовик, я уже наказал. А с пальцем был другой эпизод. Он касается вечернего происшествия. Это вам могут подтвердить и в милиции. Молодой человек завез домой девушку, которая живет в соседнем доме. Сам он не имеет никакого отношения к стройке. Просто мои рабочие — его товарищи. Он заехал к парням, поговорил с ними и поехал обратно.

Пока ехал, по его машине стали бить палками, плеваться на нее, забрасывать каким-то картофельным пюре, обливать зеленкой. В итоге перегородили ему дорогу, он вышел из машины — это все есть в материалах дела — поговорил, сел снова, тронулся. Тут заорали, что он наехал кому-то на ногу. Видимо, наехал на край ботинка. Тут же начали вызывать скорую. Крик: «Степановна! У тебя же палец сломан на ноге. Давай иди сюда». Врачи приехали. Степановна дохромала благополучно до кареты скорой помощи. Ее осмотрели, сказали, что травма старая, и отправили домой.

С теми людьми, которые руководят возникшим противостоянием, этим, так сказать, санкционированным бешенством, я за стол переговоров не сяду.

— Иски будете подавать?
— А мы их уже подаем. Там, где ущерб понес застройщик, подает застройщик. Там, где ущерб понес генеральный подрядчик на этапе строительства, там частично застройщик, частично мы.

— Какова общая сумма ущерба?
— На сегодняшний день наш ущерб порядка 10 млн рублей.

— У жильцов нет организации, на чье имя подаются иски?
— На имя тех людей, которые отметились в инициативной группе или в организации беспорядков. Скажем, подошел человек, ударил палкой строителя. На этого человека пишется заявление в милицию. Второй вариант. Человек на своей машине перегородил въезд на строительную площадку. В этом случае заявление подается на этого человека, но уже в прокуратуру.

— То есть те жильцы, которые перечислены в судебных бумагах, как истцы по делу о запрете стройки, тоже имеют все шансы получить иск о возмещении ущерба?
— Да. Они, конечно, в судебном порядке пытались противостоять нам. Но в судебном же порядке они и проиграли. Тут еще такая забавная история. В чем их ошибка в данной ситуации. Если бы эти господа не попросили суд в качестве обеспечительной меры временно приостановить строительство, тогда застройщику, который и так не вел строительство по предписанию прокуратуры, не с кого было бы его спросить. Но поскольку инициатива исходила от этой группы лиц, застройщик подал в суд.

Участие в проекте «Светлореченский» для любой строительной организации — это признание ее заслуг.

— Существует мнение, что ваша фирма очень близка к горадминистрации. От вас город получает участие в затратном проекте «Светлореченский», а вы имеете с этого определенные бонусы. Как вы можете прокомментировать это?
— Ничего подобного. Участие в проекте «Светлореченский» для любой строительной организации — это признание ее заслуг. Признание того, что компания является современной, инновационной, хорошо развивается и заметна в городе. «Виктория Инвест Строй» — молодая компания. Нам меньше пяти лет. Для участия в проекте «Светлореченский» нам надо было пройти через конкурсный отбор. Конкурс был открытый, в нем, насколько я знаю, участвовало несколько десятков строительных компаний. И мы были отобраны.

Тут ведь какой принцип был. У нас компания практически полного цикла. Мы сами можем выступать как заказчики, мы сами проектируем и сами строим. Администрация на конкурс выставила 15 земельных участков и изложила свое видение ситуации — глобальную тенденцию к малоэтажной застройке и к переселению людей из многоквартирных домов в малоэтажки эконом-варианта с небольшими земельными участочками.

Мы все спроектировали и предложили технологию, показали фасады, кровлю. И наш проект был отобран. Администрация посмотрела на нас как на боевую единицу. Я лично горд, что за пять лет удалось собрать такую компанию, которую, одну из немногих, выбрали для участия в этом проекте. Для нас это чисто имиджевый проект.

— А перспективы?
— Я вам могу сказать, что уже сегодня пожинаю плоды участия в этом проекте. К нам обращаются очень многие застройщики, которые хотели бы реализовать проекты таунхаусов. Обращаются и с просьбой запроектировать, и с предложением построить, если у кого, предположим, ресурсов не хватает. Сам проект «Светлореченский» еще не завершен, он только раскручивается. Поэтому денежная составляющая здесь не главное. Скорее всего, будут покрыты лишь затраты. А в лучшем случае мы заработаем 2–3%. Но это с лихвой покрывается другим. А именно маркетинговым продвижением компании на рынок этих услуг. И мы в этом видим основной интерес.

Как бы то ни было, это абсолютно никак не связано со стройкой на Амундсена — никаких политических дивидендов мы не имеем. Застройщик получил землю в 2005 году. А наша компания образовалась в 2006. Застройщик же в реализации проекта «Светлореченский» никак не участвует.

Здесь я тоже добьюсь порядка. Так будет! Поверьте мне.

— Вы несколько раз упоминали, что у вас есть видеоматериалы, доказывающие вашу правоту в конфликте. Почему вы их не публикуете?
— Вы понимаете, я строитель. Мы строим дома. Я никогда не занимался связями с прессой. У нас нет серьезной медиаслужбы. Но, видимо, придется в это вкладываться.

— Сейчас органы правопорядка почти не вмешиваются в конфликт. Ожидаете ли вы от них какого-то содействия?
— От всех сторон, в том числе и от правоохранительных органов, мы ждем только одного — соблюдения закона. Если есть люди, желающие организовывать противостояние, все должно быть в легитимном поле. Прав у них предостаточно. Конкретно от правоохранительных органов, и, кстати, от СМИ тоже, я хочу, чтобы они убрали из своей практики двойные стандарты. Почему нарушения строителей замечают все, а личное оскорбление в адрес сотрудников предприятия, например, или другие противоправные действия остаются незамеченными. Я даже не знаю, как это юридически квалифицируется — бросить камень, элементарно — написать на заборе оскорбительные вещи.

В конечном итоге забор этот мой, это моя частная собственность. Понятно, что никого из нас это особо не беспокоит и не трогает, но забор пачкается, внешний вид страдает. Я лично привык к порядку. Зайдите ко мне на любую площадку, и вы увидите, что везде все аккуратно. Я не скажу, что это идеальные стройки. Но, во всяком случае, все лежит на своих местах, нет мусора, везде чисто.

И здесь я тоже добьюсь порядка. Так будет! Поверьте мне. Здесь будет хорошая строительная площадка. А в силу того, что мы тут, как под микроскопом, она будет буквально образцовой!

Текст: Виктор Степанов, 66.ru