Принимаю условия соглашения и даю своё согласие на обработку персональных данных и cookies.

Снимаем за кулисами Театра оперы и балета: на сцене и под ней

18 января 2012, 12:31
Снимаем за кулисами Театра оперы и балета: на сцене и под ней
Фото: архив 66.ru
В объектив нашей фотокамеры попало то, чего не увидит посетитель театра: актеры без грима, монтировщики декораций, музыканты оркестра, работники бутафорского, обувного цехов, цеха одежды и декораций…

12 октября 2012 года Екатеринбургский государственный академический театр оперы и балета отметит столетие. Мы провели день за кулисами театра и поняли: работники театра — феноменальные трудяги. Дисциплинированные, с чувством юмора, всегда собранные. Каждый здесь занят делом. Встретить человека, слоняющегося по театральным коридорам просто так, сложно. Возможно, именно поэтому чужих здесь не любят и вычисляют сразу. Монтировщики декораций, не привыкшие сниматься, дали понять, что не желают видеть на сцене — это их рабочая площадка — посторонних людей. По дороге в оркестровую яму нас останавливают, чтобы узнать, кому и зачем понадобилось здесь снимать. Объясняем, что мы аккредитованные журналисты и все же спускаемся в оркестровую яму.

Яма для флейточки и контрабасика

Заведующая оркестром Татьяна Владимировна работает в Театре оперы и балета уже 40 лет.

Спускаясь в оркестровую яму, она уже не замечает ни тесноты, ни пыли на режиссерском пульте.

Человеку без музыкального образования запомнить расположение инструментов в оркестре с первого раза почти невозможно.

«Вот здесь у нас валторны сидят, там пошло все дерево — фаготы, кларнеты, гобои, флейточки. Там контрабасы, фортепьяно, орган и контрабасики. Сейчас фортепьяно стоит здесь, потому что была репетиция. Вот арфочка, — показывает Татьяна Владимировна. — А здесь пошли струнники наши. Вот сидит 5 человек альтов, хотя, конечно, в каких-то спектаклях надо и 6 человек, где-то и 8». Но больше музыкантов здесь не уместится. Расширять оркестровую яму за счет первых рядов в театре не станут.

После репетиции музыканты не задерживаются в оркестровой яме. Те, у кого свои инструменты, продолжают репетировать дома или уходят на подработку. Духовики, как правило, совмещают работу в театре и в военном оркестре. «У многих уже семьи, дети, которых нужно поднимать, а военным сейчас идет двойная прибавка к зарплате. Это тоже немаловажно», — объясняет валторнист Александр.

Александр пришел в Театр оперы и балета в 1990-м году. До того как стать дипломированным музыкантом, успел поработать и каменщиком, и дворником. «У меня много специальностей было», — рассказывает Александр, извлекая валторну из чехла. Мы находимся в каптерке за оркестровой ямой. Здесь хранятся инструменты.

Выпускник челябинского музыкального училища, Александр служил в военном оркестре. Поступил в консерваторию, после попал по распределению в оперный и до сих пор работает в театре. Сейчас он исполняет первую партию валторн.

Играть на духовых инструментах — нелегкий труд. «25 лет отработаешь по профессии — можешь оформлять пенсию», — рассказывает Александр. При этом работа в военных оркестрах во время службы в армии, как правило, в расчет не идет. У музыкантов, играющих на духовых инструментах, как у вокалистов, «выгорают» легкие. Александр рассказывает, как складывается жизнь духовиков после работы в оркестре. До пенсии ему осталось всего несколько лет.

Выясняется, что чаще всего музыканты находят место в торговле. «Был у нас валторнист, тоже в 90-х играть начал. Пошел в бизнес. Удалось попасть в струю, стал одним из руководителей компании, торгующей алкогольной продукцией в Нижнем Тагиле. Очень успешный человек. И много таких людей. Был у нас в театре трубач, вышел на пенсию, сейчас у него собственная фирма, занимается кожгалантереей», — рассказывает Александр. Но и про инструмент не забывают. Время от времени берут в руки, играют как любители.

Когда смотришь на Аню, аккуратную девушку-виолончелистку, понимаешь, что музыканты — люди особенные. Для таких годы в музыкальной школе в радость, консерваторию многие окончили с отличием...

В темноте оркестровой ямы миниатюрную девушку мы замечаем не сразу. Она сидит у стены, старательно выводит свою партию и как-то совсем теряется за огромной виолончелью. «Сегодня вечером будет «Севильский цирюльник», вот сижу, смотрю партии», — рассказывает Аня.

В Театре оперы и балета девушка работает недавно, с марта. Виолончелистка оркестра ушла в декрет, на ее место претендовали многие музыканты, но Аня выиграла конкурс. Сейчас она совмещает работу в Театре оперы и балета и Театре эстрады. «Здесь абсолютно другая атмосфера, — делится виолончелистка впечатлениями. — Всегда есть возможность прийти и посмотреть спектакль».

За кулисами «Князя Игоря»

Пока на сцене меняют декорации, режиссер-постановщик оперы «Князь Игорь» Юрий Лаптев дает последние указания актерам.

Подходит к гуслярам в цветастых кафтанах: «Пока никого нет, не отдавайте так быстро шубу. Не отдавайте шубу, моя шуба-то! Забытая...»

Замечает актрису, чуть видно кивает. Она неуверенным шагом выходит из-за кулис:

— Когда идете вот с этой девочкой, не уходите, — начинает режиссер.

— А мы никуда и не уходили, мы здесь, — улыбается девушка.

— Это не Брунгильда. Вот если б сейчас князь не пришел бы, она, наверное, уже не знаю, умерла бы...

— В речку бы, да? — шутит актриса.

— Да, да, да. Все, — улыбается Лаптев.

— Спасибо.

— Спасибо. Всего доброго, — прощается он с актрисой.

Полный прогон спектакля, с гримом, светом, костюмами, будет завтра. На этой репетиции нужно почистить только отдельные сцены, — рассказывает Лаптев.

Актеры начинают расходиться.

Декорации «Князя Игоря» меняют на «Севильского цирюльника».

Монтировщики замечают камеру и просят не снимать. Мы спускаемся со сцены и направляемся в цеха.

Веревки, буфы и кокетки

Сшить 70 костюмов за полтора месяца, переделать платье перед самой премьерой, залатать износившийся костюм, обшить нового солиста не проблема для работниц швейного цеха. В небольшой комнате, напоминающей по форме прямоугольник, работают семь швей.

Под потолком подвешены нижние юбки, похожие на облака.

Швеи беспрестанно кроят, делают замеры. Колесо швейной машинки не останавливается ни на минуту.

Фасон и ткань платьев определяет художник по костюмам. «Сами мы не должны ничего придумывать», — говорит Ольга, показывая нам эскизы к новой постановке, опере «Граф Ори». И так во всех цехах — есть художник, идейный вдохновитель, а есть ремесленники, которые переводят идею в материальную плоскость.

Ольга работает швеей в театре уже 20 лет. Женщина признается, что специального образования, необходимого для пошива сценических костюмов, у нее нет, но за то время, что работает в театре, она успела набить руку.

«В обычном ателье теперь я работать не смогу. Когда долго работаешь в театре, то трудно перестроиться — ведь здесь все делается иначе, чем для одежды, используемой в повседневной жизни. Даже кости для корсетов мы используем железные, такие нельзя вставить в обычную одежду, например, в свадебное платье», — рассказывает Ольга.

В цехе, где шьют мужские костюмы, также повсюду пышные нижние юбки. Это особенность «Графа Ори», в котором даже мужские костюмы напоминают женские.

Анна Борисовна, начальник мужского пошивного цеха, вспоминает самый тяжелый костюм, который ей приходилось делать для артистов.

«Мы как-то делали костюмы для «Волшебной флейты» из веревки. Он весь состоял из одной кокетки и веревки, которая как бы струилась. Костюм не только много весил, но и был одним из самых дорогих», — вспоминает Анна Борисовна.

Самый сложный в плане исполнения костюм был сделан для Фальстафа. «Он весь был объемным. Объемные штаны, как буфы, рукава — тоже буфы», — показывает Анна Борисовна воображаемый буф, разводя руками в воздухе.

Выходим из цеха пошива одежды и попадаем в обувной.

Здесь вся стена увешана деревянными колодками. Среди них есть необычные, как говорят мастера, «с кривыми носами».

Спрашиваем, можно ли посмотреть на пуанты. Выясняется, что в театре их больше не делают. Привозят из Москвы.

Сотрудники заняты шитьем сапог для воинов из оперы «Граф Ори», премьера которой намечена на 29 февраля, день рождения композитора Джоаккино Россини. В России оперу ставили только однажды, еще в XIX веке. Вот и выходит, что в феврале в Театре Оперы и балета состоится не только екатеринбургская, а всероссийская премьера спектакля.

В цехе работают четыре человека. Интересуемся у закройщика, сколько пар обуви нужно пошить для новой постановки?

— Для «Графа Ори» — около ста пар.

— Это за какой срок?

— У нас был ремонт, меняли окна, поэтому мы долго не работали. Сейчас за два месяца будем шить. Даже меньше уже осталось.

— Это реально — сшить сто пар обуви за два месяца? При том, что в цехе всего четыре человека?

— Вот сейчас будем сидеть...

Архитекторы воздушных замков

Идем дальше по коридорам театра и попадаем в цех, где делают мягкие декорации. Сейчас художники занимаются реставрацией задника к «Щелкунчику». В отличие от предыдущих цехов, здесь не маленькая комнатка, а просторный зал, большую часть которого занимает огромное полотно. Это и есть задник.

На заднике изображен замок, написанный в небесно-голубых тонах.

Задник прибивается к полу, который расположен под углом. Художники объясняют, что так удобнее смотреть на результат работы, но чаще на декорацию смотрят сверху. Тут же стоит лестница, которая ведет на мостки, галерею в центре зала.

«Но когда замок подсвечивается, то выглядит совершенно иначе», — признается начальник цеха Анатолий Васильевич. В театре он работает более 20 лет.

На то, чтобы расписать задник, у художников может уйти от недели до месяца. Стандартный размер задника для сцены Театра оперы и балета — 150 кв. м.

Над одной декорацией, как правило, работают несколько человек. В ход идет все — от гуаши и простых красителей до акрила.

В это время в бутафорском цехе фотографируют новенький шлем, чтобы показать его художнику.

Головной убор будто сделан из кожи, на самом же деле он из папье-маше. «Мы уже посылали фотографию, но нам сказали немного подделать. Мы изменили и вот теперь показываем снова», — рассказывает начальник цеха Борис Богданов.

Шлемы будут носить воины из оперы «Граф Ори». Воины выходят на сцену, где должны стоять плотно один к одному, как памятники. Так объяснил художник-постановщик задачу начальнику бутафорского цеха.

Здесь делают буквально все — от ложек до слонов.

На первый взгляд изделие может показаться грубо сделанным, но, объясняет Богданов, на сцене реквизит будет выглядеть хорошо. «Свет прорисовывает все, как ювелирное изделие. Это не кино. Иногда приходится это объяснять художникам, говорить, что на сцене реквизит будет выглядеть хорошо. Не все это понимают», — рассказывает начальник цеха.

Другие фотографии, сделанные за кулисами Екатеринбургского государственного академического театра оперы и балета, смотрите в нашем фоторепортаже.