С Антоном мы разговариваем в подвале здания ДОСААФ недалеко от музея ИЗО. Сюда бар «Мизантроп» переехал из другого подземелья — на улице 8 Марта.
Смена дислокации была вынужденной. В локдаун 2020 года Антон закрыл бар для посетителей, остался без денег, но его арендодатель отказался обнулить или хотя бы снизить ставку. С ним «Мизантроп» судится до сих пор. Бар мог бы стать очередной жертвой коронавирусных ограничений, исчезнуть навсегда. Но этого не произошло, потому что его создатель уверен, что нашел дело своей жизни и просто так, конечно, не бросит.
Нам повезло не умереть от героина и крокодила
В школу я пошел в 1989 году в Каменске-Уральском. И застал, конечно, самые страшные годы. Героин, ханка, крокодил и все производные. Но моему поколению повезло — на примере парней постарше мы увидели, насколько это кошмарное зло. И оно нас почти не коснулось. Лет в 12 мы вдруг поняли, например, что у нас во дворе вообще не осталось ни одного человека 14–16 лет. Кто-то умер, кто-то сел.
Еще за то, что меня это все не затянуло, стоит поблагодарить родителей.
Лет до пяти я практически не видел отца. Он работал инженером на литейном производстве и постоянно был в заграничных командировках. Если где-то случалась поломка авиатехники, он летел туда — как представитель завода в комиссии по расследованию. Но когда эта его работа закончилась и он вернулся, мы очень подружились и много времени проводили вместе. Рыбалка, охота, вот это все. Параллельно — художественная и музыкальная школы. Знаете, наверное, у меня просто не было времени на наркотики.
С мамой тоже были доверительные отношения. Отдаляться от нее я начал лет в 12–14. Думаю, это нормально. Сейчас у нас с ней все хорошо: регулярно болтаем, я от нее ничего не скрываю.
 Фото: Антон Буценко, Анастасия Кеда, 66.RU |
|---|
Я кормил фейсеров ночного клуба домашними пирожками
Открыть свой бар я, наверное, хотел всегда. Еще будучи обычным школьником из Каменска-Уральского, с друзьями устраивал дискотеки — сначала в классе, потом для старшеклассников. Играли с кассет. Таскали колонки по городу. Зимой возили их на санках. Ходили на местные дискотеки, раскиданные по городским ДК и кинотеатрам.
Позже появилась более развитая и упорядоченная ночная жизнь. Но не в Каменске, а в Екатеринбурге. Мы с приятелями начали ездить в клуб «Люк» — на последней электричке, в последнем вагоне, в дороге пили паленую водку. И несмотря на легендарный фейс-контроль, в клуб нас, каменских парней, всегда пускали. Может быть, просто жалели: приехали на последней электричке, идти нам больше некуда. А может, помогали пирожки, которые нам в дорогу пекла мама моего друга Сереги Чебыкина. Мы ими угощали фейсеров.
Со временем пришло осознанное ощущение, что мне нравится задавать некую тему для пространства, атмосферу, настроение и наблюдать за людьми, которых я в эту атмосферу помещаю. Но произошло это, конечно, не сразу.
После одиннадцатого класса я оказался на развилке. Закончил и художественную, и общеобразовательную школы. И было, грубо говоря, два направления, в которых я мог продолжить развиваться. Во-первых, я понимал, что у меня более-менее получается складывать буквы в тексты. Во-вторых, был навык письма, графики. И сначала я хотел стать художником — поступил на профильный факультет в Нижнетагильский педагогический институт. Но довольно быстро разочаровался в себе как в будущем живописце. К тому же в Екатеринбурге у меня начались романтические отношения. В итоге поступил в Гуманитарный университет на факультет журналистики.
Не уверен, что хотел быть журналистом. Скорее, меня интересовала сфера рекламы. Книга «Generation П» Пелевина в те годы сильно романтизировала эту профессию и повлияла на мой выбор.
Алло, Вера Брежнева? Здравствуйте, меня зовут Антон
К третьему курсу университета я нашел постоянную работу в издательском доме «АБАК Пресс», куда пришел после летнего тренинга и какой-то ярмарки вакансий. Мне предложили стать главным редактором молодежной газеты, у которой поначалу даже не было названия. Позже мы придумали, что она будет называться «Дерзай». И наша редакция, пожалуй, была самой безумной и панковой в «Абаке». Большие и серьезные коллективы других изданий всегда были очень недовольны, если оказывались нашими соседями. Творили дичь, ходили на головах и вообще делали все, что вздумается, за что я, кстати, до сих пор благодарен руководству издательского дома, которое нам все это позволяло.
Во «взрослой» журналистике я оказался, когда «Абак» начал выпускать журнал «Бизнес и жизнь» — деловой глянец. Какое-то время оставался главредом «Дерзай» и был журналистом «БЖ» одновременно. Еще успел поработать в издательском доме «Банзай» и в конечном итоге решил, что хочу перебраться в Питер.
Переехали вместе с друзьями Лешей Крюком и Виталиком Тетериным — группой The Myriads, менеджером которой я тогда был. Нам казалось, что мы едем за красивой богемной жизнью, которая у нас начнется прямо сразу. Надо ли говорить, что все пошло не так?
Приехали втроем. Вписались к знакомой из Екатеринбурга. Говорили ей, что остановимся на пару недель, но прожили у нее около года.
Первый месяц прошел в кутеже. Потратили все деньги, которые привезли с собой. Сентябрь-октябрь еще как-то прожили, а потом начался ноябрь и «желтый Петербург Достоевского» — состояние города, в котором он начинает высасывать из петербуржцев все соки, накопленные весной и летом. Один из нас не выдержал. Вернулся в Екатеринбург. Стало понятно, что о немедленной славе и жизни рок-звезд и думать нечего. Надо устраиваться как-то по-другому.
Я устроился в журнал «Собака». Стал помощником редактора. Окунулся в хаос редакционной жизни. В первый же день мне выдали внушительный список знаменитостей, которым я должен был звонить и убеждать поучаствовать в редакционных проектах издания, брать комментарии по разным поводам. Помню, как трясущимися руками я набирал номер Веры Брежневой и дрожащим голосом говорил в трубку: «Вера, здравствуйте, меня зовут Антон, я из журнала «Собака».
В «Собаке» я дорос до редактора спецпроектов. Потом еще работал в «Афише», что удивительно, потому что «Афиша» не берет людей с опытом работы в «Собаке», а «Собака» — людей из «Афиши». У этих редакций очень пренебрежительное отношение друг к другу. В общем, вернулся в мир глянца, где я, в принципе, комфортно себя чувствовал. Но в конечном итоге понял, что суета и мишура мира глянца мне больше не интересны.
Случайно попал на собеседование в крупную компанию, которая занималась поставками пластиковых труб. Получил должность руководителя информационных проектов. Управлял отделом. Летал в командировки. Все было хорошо и интересно. Там был даже свой бар, в штате числилась бармен Танюша, которая не только наливала по вечерам, но и раздавала утром «Алкозельцер» всем перестаравшимся накануне.
Но случился кризис 2009 года. И моя компания, благополучие которой зависело от крупных контрактов с большими организациями, стала постепенно сокращать штат. Я остался без работы и без перспектив ее найти. Промыкался несколько месяцев и в итоге вернулся в Екатеринбург.
Нужны были деньги. Нет. Не так. Очень сильно были нужны деньги. Работу по душе я уже не искал. И неожиданно для самого себя оказался помощником областного депутата-коммуниста. С этой денежной и сулящей внушительные бонусы должности я в итоге с большой радостью уходил в никуда вообще без идей о том, что делать дальше. Но такой легкости избавления от чего-то тяжелого я не чувствовал, пожалуй, больше никогда. Эту легкость ощущал физически. Казалось, вот-вот оттолкнусь от земли и полечу. Потрясающе!
Я понял, что крепко обосновался в Екатеринбурге, к тому же здесь встретил свою большую любовь. Но, с другой стороны, мне уже совершенно было понятно: журнальный глянец, где я чувствовал себя специалистом, превратился в вымирающую отрасль, особенно в регионах, и нужен только немногим людям с мировоззрением золотых нулевых. Он был обречен. Это осознание, впрочем, не помешало мне еще какое-то время поработать в журнале «Стольник». Но тогда я уже плотно занимался вопросами создания собственного бара.
У меня в баре за стойкой запросто могут встретиться топ-менеджер, футбольный хулиган и представитель ЛГБТ
«Мизантроп» рождался долго и в муках. Первый опыт стал провальным. Связался с муниципальной арендой — через аукцион снял помещение на 8 Марта, 19. По совершенно неадекватному ценнику, но с «неофициальными договоренностями», что впоследствии смогу занять все три этажа пустующего здания в самом центре. Правда, без воды, отопления и электричества, о чем никто, естественно, не предупреждал. К тому же здание признано памятником архитектуры — со всеми обременениями. Я даже к ремонту помещений приступить не смог. Долги по аренде росли, пока не стали неподъемными. В конце концов пришлось съехать.
Но идею не оставил. Позже познакомился с Антоном Гриценко-Коцубой. Рассказал о своей задумке. Ему это оказалось интересно. Мы сошлись в представлениях о том, каким должен быть настоящий бар. И в 2014 году открыли «Мизантроп» на 8 Марта, 14.
Не сразу, конечно. На ремонт мы потратили семь месяцев — потому что решили, что сделаем сами все, кроме электрики и сантехники. Работали вчетвером. Я, мой друг Жека Шевнин, его друг Миша Богданов, оба — фокусники, и еще один парень Женька — человек-оркестр. Прямо строительная бригада мечты: фокусники, журналист и музыкант.
Было тяжело. Это сильно сказалось на сроках и на дружбе. На стройке мы буквально жили. И потом, спустя семь месяцев, смотреть друг на друга не могли — настолько устали от всего этого и друг от друга. Но это ценный опыт. Уже потом я понял, что когда в твоем баре, условно, каждый гвоздь вбит при твоем непосредственном участии — это дорогого стоит.
«Мизантроп» всегда был андерграунд-площадкой, притягивающей представителей разных субкультур. Здесь запросто могут встретиться топ-менеджер солидной компании, футбольный хулиган и представитель ЛГБТ. Совершенно разные люди, зажатые в одном подвале, вырванные из серости будней, существующие прямо сейчас в одних, созданных мной обстоятельствах, — кайф вообще.
Когда ты трезвый, постоянно контактируешь с пьяными людьми — это начинает раздражать. Пьяный — он же хуже ребенка. Ему нужно много внимания. И если ты сам при этом трезв, от такого контакта остается негативный след. Поэтому приходится держать себя в средней стадии опьянения — чтобы, с одной стороны, волком на гостей не смотреть, с другой — контролировать и себя, и все вокруг. Это сложно.
Все бросить и уйти мне хочется регулярно. Это нормально. Но я остаюсь и продолжаю, потому что здесь я занимаюсь тем, что не противоречит моим внутренним убеждениям. И это гораздо лучше пятидневки в офисе, где тебе могут поставить в упрек, что ты сегодня не побрился или как-то не так одет. Я занимаюсь тем, что сам придумал, сам управляю своим распорядком, сам себе господин. Это стоит всех рисков и стресса. Наверное, благодаря этому в России еще остались предприниматели.
Люблю находиться в поиске. «Мизантроп» точно не будет моей финишной точкой. Но пока я занят только им. А дальше — посмотрим. Может быть, когда-нибудь открою бар с гостиницей на морском побережье.
ЛГБТ признана в РФ экстремистской организацией
