Принимаю условия соглашения и даю своё согласие на обработку персональных данных и cookies.

«Хочу снять клип на перевале Дятлова». Интервью единственного в мире рэпера, пишущего на языке манси

5 января 2022, 15:00
интервью
«Хочу снять клип на перевале Дятлова». Интервью единственного в мире рэпера, пишущего на языке манси
Фото: Андрей Гусельников для 66.RU
Уральский рэпер Bizzo (настоящее имя — Евгений Анямов) записал трек на мансийском языке о гибели туристической группы Игоря Дятлова на севере Свердловской области в 1959 году. Я нашел его телефон и попросил об интервью. В ответ Женя пригласил в студию в Серове, на запись нового трека Holat Chahil 2. Что он думает о группе Дятлова, могли ли ее убить манси, как живут сейчас таежные люди и что происходит в жизни певца этого народа — в удивительном по откровенности интервью.

— Видел, как взлетела новость о твоем треке Holat Chahil про перевал Дятлова?
— Я не ожидал такого. Захожу в «Яндекс», начал листать — смотрю, около 13-14 разных газет пишут об одном и том же — о моем треке.

— Как тебе эта внезапно обрушившаяся слава?
— Не удивила. Когда я свой первый трек сочинил, все телеканалы на меня прямо [напали]: я трек сочинил — на следующий же день меня показали по телевизору. Вот тогда меня это удивило. И еще удивило, когда позвали на «ТНТ» — сняться в тизере к фильму «Перевал Дятлова». Думаю: «Ничего себе — «ТНТ», расту!»,. А сейчас уже привык, что пишут [про меня], показывают.

— Ты анонсировал, что после записи нового трека шум поднимется еще больше. Почему?
— Есть там некоторые моменты, из-за которых много вопросов ко мне появится. Я думаю, те люди, кто меня слушает, поделятся на две группы: половина будет говорить: «Он ради хайпа», вторые: «Этот манси по-любому что-то знает». Я сам, когда прочитал текст, начал задумываться: если бы я был не манси и узнал бы, что какой-то рэпер мансийский написал такое и почитал бы перевод, у меня появились бы сомнения: я бы думал, насколько это правда? И насколько это из-за хайпа?

— Почему рэп — на мансийском?
— Идею подсказал мой дядя Коля [Анямов]. Я как-то сидел, на русском печатал что-то… а нет, писал ручкой на листочке. Без музыки, музыка у меня тут, в голове. Он говорит: «Ты попробуй лучше на мансийском». Я пропустил это мимо ушей, думаю: «Ну кто будет слушать? Никто же понимать ничего не будет!» Потом думаю: «Надо попробовать». Выпустил коротенький трек. Но если его переводить — на пару листов будет: там надо разжевывать, что я сказал.

— Этот тот первый трек, после которого тебя показали по ТВ?
— Да, хайпанул! Думаю, оказывается, круто! Думал, будут обзываться — раньше в школе обзывались на многих, кто нерусский, и я думал, что негативно как-то будет принято в обществе. А потом смотрю: нормально все. Думаю, надо делать дальше.

Я все хотел Валеру [Анямова] догнать: он все время на телеканалах — я тоже хочу. Потом меня показали по «Югре», потом ТНТ. Думаю, Валеру я сейчас обогнал: у меня уже было очень много телеканалов… Валера — он для меня авторитет, был и есть. Он очень хороший человек. Мне до него далеко: он образованный, очень умный человек. А в плане рэпа — да, я получше буду.

«Хочу снять клип на перевале Дятлова». Интервью единственного в мире рэпера, пишущего на языке манси
Фото: Андрей Гусельников для 66.RU

Валерий Анямов — старший из манси в поселке Ушма.

— Ты сочиняешь на русском или сразу на мансийском?
— На мансийском — потом перевожу на русский. Я два года уже в музыку погружен, и только с мансийским языком работаю: какие-то слова учу, бывает, учебник или мансийские книги читаю. Я на мансийском говорю чисто, но слов мало знаю. Если узнаю новые слова какие-то — я их сразу же в трек вставляю, чтобы было и в треке, и в голове. Например, слово «гроб» я вообще не знал.

— А думаешь на каком?
— На мансийском. Ну и на русском, 50 на 50 — смотря что делаю.

Убийство матери

— Я родился я в Тресколье (мансийский поселок в тайге, — прим. ред.) — мы с мамой там жили. У Коли (Анямова — родного дяди Евгения) тогда появилась Наташа, он ее привел, и мама с его женой Наташей не ладили. Что-то поругались — и мы с мамой съехали на Вижай (поселок в 90 км от Ивделя). Она там жила с Игорем Новосадовым, но дом сгорел, мы переехали в Пома-пауль (мансийское поселение на речке Пома), и она жила с Пакиным Владимиром какое-то время.

Трагедия случилась в 2010 году. Мы пошли за ягодами, вернулись — мама говорит: «Я себя плохо чувствую». Я смотрю: у нее на голове клещ. Вытащили его, и мы с дядей Вовой потащили маму до дороги (там три километра), где скорая ждет. Мама шла, но сознание теряла постоянно. Привезли ее в город, а Коля нас с Сашей забрал к себе, на Ушму. Мы маме продуктов привозили пару раз.

«Хочу снять клип на перевале Дятлова». Интервью единственного в мире рэпера, пишущего на языке манси
Фото: Андрей Гусельников для 66.RU

Мансийский поселок Ушма

Мама была в городе, я — на Ушме. Приходит бабушка Альбина и говорит: «У тебя мамы не стало». Я не поверил, говорю: «Да нет!», и ходил спокойно месяц. А потом, когда привезли гроб, тогда да, я ахнул. Младший брат присутствовал, когда ее убили, — пять лет ему было. Не знаю, правда или нет, но, говорят, сначала ее изнасиловали, потом убили. Два мужика. И еще двух мужиков убили, которые заступились за нее.

Знакомые полицейские мне рассказывали, что те двое были зеками. А мама у меня раньше была офицером — работала на 62-й колонии, она их охраняла. И тут они как-то встретились, и им это не понравилось. Не знаю, почему они эту тему затронули, кто там сидел, кто работал. А кто-то говорит — из-за денег: они попросили на опохмелку рублей 50, а у нас в то время с этим трудно очень было, маме нужно было одевать как-то нас двоих, в школу отправлять. Вообще денег не было. И они начали из-за этого ругаться. А Саша (брат), когда увидел, что там убивают, убежал, смог. Они за ним гнались.

Через пару часов полиция их поймала. Я потом очень сильно расстроился, когда узнал, что отец этих двух убийц сейчас — глава манси, Зеленковский. У меня тогда много вопросов к нему было, я даже звонил ему с угрозами, претензиями, типа своих детей не смог воспитать — куда берешься за целый народ? Я ему прямо говорил: «На Ушме будешь — я тебя с лосем перепутаю и во фляге засолю». Угрожал очень много, потому что мне обидно было за мать. Он: «А я при чем?» Я говорю: «Ты будешь за это отвечать: ты их не воспитал».

— Их посадили?
— Кто-то говорит, да, кто-то — нет. Но я бы хотел встретиться с ними двумя. Говорят: «Мстить тоже нельзя». Я пытаюсь все это забыть, но невозможно. Все равно охота их… Я не знаю, они мне мешают, правда. То, что они есть на планете, что они живут…

— Хочешь посмотреть им в глаза?
— Нет, я хочу их как-то поломать. Их судьбу, наверное. Как-то их обидеть очень сильно, чтобы они всю жизнь на инвалидной коляске провели. Вместе с отцом — всех троих. А с другой стороны, думаю: «Так нельзя делать. Есть Бог, Бог накажет». Не я судья — там ж все по заслугам.

Охота на медведя

— Я один раз в жизни охотился прямо нормально (то, что стреляют уток и бобров, я не считаю охотой). Один раз мы с дядькой поехали на буране на Вижай, и видим след лося, свежий. Мы пошли по нему с ружьями. Их, оказывается, они друг за другом шли, след в след. Вскоре лоси встали — мы давай туда стрелять: у него карабин, у меня 12-й, я два раза стрельнул, успел зарядиться, и туда (в другую сторону). Я не видел, как он у меня упал (лось), но я попал ему хорошо. Потом пришлось их добивать.

— Тот, кто добыл лося, — он уже знатный охотник?
— Я бы так не сказал. Вот один раз я гонялся за медведем — интересно было, но страшно. Я прямо целился в него, но не стрельнул — побоялся. Он молодой был, он бы меня порвал, если бы я промахнулся. Надо в голову стрелять, а у меня 12-й был, «вертикалка» (советское двуствольное охотничье ружье ИЖ-12), и один ствол косой был. Думаю: «Если я его чиркну, он потом меня чиркнет на том же месте — мокрого места не останется». И все, побоялся. Было бы хорошее ружье, наверное, стрельнул бы.

Коля с Мишей один раз поехали на охоту — я не помню, сколько раз они в медведя стрельнули. Говорит, около 30 раз: он бежал и бежал на них. Хорошо, что они на «Урале» были — на машину залезли: один с карабина, другой с 12-го — лупили, лупили, он перед ними упал. Здоровый такой — там такая лапа! Я первый раз такого увидел!

Рэп спас от наркотиков

— Если честно, то года два назад, до рэпа я пил и был прямо конченым наркоманом. Употреблял, наверное, года четыре. А когда начал рэпом заниматься — как отрезало! Тот наркоман и я — два разных человека. Я вообще забыл после этого наркотики. Пацаны спрашивали: «Будешь?» — я такой: «Не-не, меня могут в любое время позвать туда, сюда, я не хочу пропускать из-за этого говна… Например, меня сейчас позовут на Первый канал, а я тут обдолбанный. Нет, говорю, я не буду это употреблять».

В моем окружении в Ивделе пацаны были — все наркоманы. Все сидевшие. Однажды притон в общежитии устроили — их прямо там взяли. Мне пацан звонит, говорит: «Приезжай». Я отвечаю: «Сейчас на Полуночку съезжу, переоденусь и к вам». Приезжаю, стучусь — там женщина выходит, говорит: «Только что ОМОН их забрал». Я на 15 минут опоздал — меня бы тоже загребли. Им по 7–9 лет дали. Восемь, по-моему, человек посадили. Я должен был девятый быть.

Я уехал сразу в Ханты-Мансийск — и все, как отрезало. Потом начал выпивать. Сейчас, бывает, употребляю. Я думаю, надо чаще мне работать над треками, чтобы студия была, атмосфера вот эта была хорошая — чтобы я работал, чтобы не было времени пить и еще что-то такое.

Таинственный спонсор и «Синдром Адели»

— Приезжали к нам на Ушму Дарья Жорникова, Василий Харитонов и девушка Соня — они лингвисты, учили мансийский язык, как он устроен. А у меня уже спонсор появился — мы с ним созвонились, я говорю: «Мне надо к тебе в Великий Новгород приехать». Он говорит: «Ну давай придумаем». Придумали, что я приезжаю в Великий Новгород, пишу на мансийском что-то, учу их троих в Москве по онлайн — курсы мансийского языка. И вот так работал и писал треки — ходил в студию, записывался.

— Кто твой спонсор?
— Вячеслав Кулешов — ученый питерский. Он сейчас в Тюмени, а вообще работает в Стокгольме — преподает историю вроде бы. Я не знаю, как он меня нашел, но когда он начал мне писать, я подумал: «Какой-то тип непонятный». Говорю: «Ну давай, докажи, что ты будешь спонсором. Давай двадцатку!» Прилетело тут же! Думаю: «Ни фига себе!» Говорю: «А еще?» Он говорит: «На». На следующий день я поехал к нему в Питер — так мы познакомились, и он меня начал спонсировать.

— Что он тебе предложил? Он помогает тебе материально, чтобы ты спокойно занимался музыкой?
— Да, и все переводы ему. Я только перевожу треки и записываюсь — ему больше ничего от меня не надо. Я не знаю, в чем его интерес, зачем он спонсирует меня — я об этом с ним не разговаривал. Но без него у меня не было бы всех этих треков. И я бы, наверное, сейчас пил — лежал бы где-нибудь.

Там, в Новгороде мы записали трек «Синдром Адели» совместно с рэпером-французом. Я спросил в студии «Есть еще кроме меня нерусские?» Да, говорят, есть один француз, чернокожий (там их много). Мне дали его контакт, я написал ему в воцапе — он мне по-русски ответил «Привет! Давай сочиним совместно». Он пришел в студию, а там темно, у него видно только зубы и ладошки. Он читает, махает ладошками — так смешно было! И глаза блестят!

На записи совместного трека с французом

Я вообще случайно наткнулся на эту тему: из-за того, что я пишу девушке альбом, ее подруги начали на меня негативно смотреть. Говорят: «Это синдром Адели». Я решил в интернете посмотреть — вижу: девушка (дочь Виктора Гюго) влюбилась в солдата, постоянно за ним бегала и всем говорила, что это ее муж. Сорвала его свадьбу — так сильно его любила, прямо с ума сходила! В итоге отец положил ее в больницу, и там она умерла — все из-за любви. А у меня такая же ситуация, и я думаю: «Надо сделать трек». Мы сделали круто — многие удивились! Он на французском начинает и потом на припевах, а я по треку шел. До сих пор с ним общаемся!

Про перевал Дятлова

— В твоем первом треке Holat Chahil есть такие строчки: «Но что бы там ни случилось, я полагаю, их не убивали». Что ты думаешь по поводу истории с группой Дятлова?

— Я полагаю, что их не убивали манси. Там же что произошло? У них внутренние органы [повреждены], что-то перевернуто, у кого глаза, у кого еще чего-то нет. Я такой человек, что я верю и в бога, и в потусторонние силы. Я слышал это и даже видел у себя на Тресколье необъяснимые ужасные вещи. Силуэт какой-то. Многие манси видели — это жутко страшно! Я тогда испугался — думал, я умру через год. У нас такое поверье есть: если ты встретился с ним и испугался, значит, он у тебя душу [заберет] — через год ты умрешь.

— Кто это был? Мэнкв (снежный человек)?
— Нет, призрак умершего человека. Я думал — все, мне надо гроб колотить. А еще слышал всякие ужасные звуки: кто-то кричит на кладбище, ходит. И многие одно и то же слышали — все манси. Не то, что мы толпой стоим и слышим одно и то же — это был бы глюк общий, а тут каждый слышал. Да и видели их много раз.

— Считаешь, в истории с группой Дятлова не обошлось без мистики, чего-то потустороннего?
— Я и так думаю, и… Не знаю даже. Я видел фотки, смотрел видео, знаю, что с ними случилось, как их там всех перевернуло — не знаю, из-за чего, правда.

Группа Дятлова

— А ты какой версии придерживаешься?
— Военные, скорее всего, потому что многие же манси рассказывают: «Военных видели».

— Среди версий гибели группы Дятлова есть и мансийская. Что ты хотел бы сказать людям, которые считают, что группу Дятлова убили манси?
— Это невозможно. Я знаю свой народ. Я не защищаю сейчас, я просто говорю как есть: манси очень боятся правосудия. Если посадят какого-нибудь манси в тюрьму — это равносильно тому, что его убили: он себя уже не будет считать человеком. Был один случай, не буду говорить, с кем: он натворил делов по пьяни, приехали полицейские, говорят: «Мы тебя посадим, года два тебе светит». Он, взрослый мужик, просто заплакал. Действительно боятся этого манси. Не смогли бы они.

Клип на перевале Дятлова и мост в Ушме

— Я хочу снять трек на перевале Дятлова. Летом можно будет. Но и то приехал и быстро уехал: не хочу я там задерживаться ни на день, ни на лишние дни и часы. Снять клип, отработать и уехать оттуда. Раньше меня тянуло — на Ушму, домой — сейчас нет. Привык [к городской жизни].

Если я нормально прорвусь, то я хочу Ушму немножко преобразить, чтобы она более цивилизованная была. Во-первых, мост. Тот, что был, порвался, и мы хотим вброд. Я сам ходил вброд — это неудобно. Я вот оделся утром — не хочу мочиться, в речку лезть, но надо.

«Хочу снять клип на перевале Дятлова». Интервью единственного в мире рэпера, пишущего на языке манси
Фото: Андрей Гусельников для 66.RU

Лодки манси

В болотниках бывает вот так воды (показывает по пояс) — приходится идти. Если лодка есть — можно переплыть. Но лодка нужна хорошая — не такая, как у нас деревянные лодки. Я помню, мы ездили как-то — лодка прямо вся в воде была, только края торчат, чуть-чуть шевельнешься — все, перевернемся. Страшно было, особенно на поворотах. Надо нормальную лодку, большую, как на озерах — катер.

И мост нужен. Помню, случай был — Коля с Андреем поехали через речку на буране. Коля говорит жене с детьми: «Садитесь — увезем». Она отказалась — пошла пешком. Они поехали через слияние Ушминки и Лозьвы и прямо в воду ушли, под лед, вместе с бураном. Потом всей толпой вытаскивали. Слава богу, что семью не посадили. Я боюсь, что однажды кто-нибудь так же поедет, провалится под лед, а никого рядом не окажется — и все, он утонет. Был бы мост — он бы поехал по мосту.

Магазин нужен, чтобы лишний раз в город не ездить. Но если я буду там магазин когда-нибудь строить — по-любому не винно-водочный, а такой, чтобы самое необходимое было: продукты, запчасти, бензин, соляра, сигареты, спички, соль, сахар. Я знаю, какие у них машины, какие запчасти нужны — я бы все это привозил. И автобус бы гонял, чтобы каждую субботу он приезжал и уезжал, даже пустой — пофиг!

Свет тянуть за 150 км сложно — надо просто построить там хороший генератор. На это надо денег, конечно. Надо заработать просто. Я думаю, что буду за счет своего рэпа зарабатывать деньги и постоянно в Ушму вкладывать — помогать как-то своему народу.

Текст: Андрей Гусельников для 66.RU

Смотрите видеоверсию этого интервью на YouTube