Принимаю условия соглашения и даю своё согласие на обработку персональных данных и cookies.

«Как только страх уходит, заимствования возвращаются». Лингвист — о русском языке в эпоху потрясений

«Как только страх уходит, заимствования возвращаются». Лингвист — о русском языке в эпоху потрясений
Фото: Антон Буценко, 66.RU
Исторические события, технологические изобретения и действия отдельных политиков напрямую влияют на развитие языка. Корреспондент 66.RU Дарья Александрович встретилась с лингвистом, доктором филологических наук Максимом Кронгаузом. Он рассказал, чем плох закон Владимира Путина о запрете использования иностранных слов (имеющих русские синонимы), почему ради существенных изменений в языке политики и общественники давят на общество, влияет ли на язык СВО и как бы русский язык развивался без больших политических потрясений.

Интервью получилось достаточно длинным, и если у вас не хватает времени прочитать его целиком, воспользуйтесь этим оглавлением. По клику на короткий тезис Максима Кронгауза вы быстро попадете ровно в ту часть текста, где он раскрывается.

«Закон очень плохой и, к счастью, не будет действовать еще какое-то время»

— Владимир Путин запретил использование иностранных слов, имеющих русские синонимы. К чему приведет этот закон и станет ли его итогом полное искоренение заимствованных слов в языке?

— Нет, конечно, заимствования этим мы не искореним. Закон просто очень плохой, и, к счастью, он точно не будет действовать еще какое-то время — пока нет словарей, на которые тут можно будет опираться.

— И чем он плох?

— Несколькими вещами. Первое — препятствует естественному развитию языка и появлению новых слов. Мы живем в очень быстром темпе, поэтому часто нужны слова для новых явлений и вещей. А в этих поправках процедура появления «легальных новых слов» очень забюрократизирована.

Такими (легальными, литературными, — прим. ред.) словами считаются слова, попавшие в словарь. А у нас словари и так очень сильно отстают, и если еще к этому процессу подключить государство, то язык будет обновляться очень медленно. В итоге вся эта процедура будет действовать по каким-то своим законам и какое отношение будет иметь к языку, на котором мы говорим, — непонятно.

Вторая проблема связана с заимствованиями. Говорится, что это возможно. Но разрешенные заимствованные слова как-то должны попадать в словари. Прописано, что попадать туда они могут, только если включены в перечень. Что это за перечень? Кто его составляет? Каким образом люди должны предугадывать, какие слова войдут в этот загадочный предварительный список, а какие нет — никак не объясняется.

И третье. Закон касается не только заимствований, но и любых ошибок: чиновников, журналистов, учителей и, по-видимому, даже учеников, что уже совсем странно. Получается, что если ученик не там поставил ударение — он нарушил норму литературного языка, а значит, и этот закон. Я не знаю, какие будут меры воздействия, пока они никак не отражены в законе. Возможно, штрафы. Но это же нелепо, мы будем штрафовать учеников, которые не там поставили ударение? Абсурд!

— Реклама еще попала под действие этого закона.

— Это вообще смешно — в рекламе столько новых придуманных слов, что, естественно, она постоянно нарушает этот закон. И в этом нет ничего плохого, ведь реклама — креативная территория. Я помню, был какой-то ролик одного из банков, где менеджер говорил с разными клиентами на их языке: с гламурной девицей на одном, с представителем народа Севера — на другом, с гопником — на третьем.

— Идеально.

— Да, это была прекрасная реклама. Но сейчас, получается, ее надо будет запретить, потому что нельзя выражаться, как гопник или гламурная девица, ведь они говорят не на литературном языке. Погружение в сферу этого закона убивает любой креатив, любое языковое творчество. Этот закон — странное действие, скорее политического характера.

— Мне кажется, люди на этот закон, грубо говоря, просто забьют.

— Да, я тоже считаю, что в этой ситуации, как обычно, на закон никто не будет реагировать. О нем быстро забудут и продолжат говорить, как говорили. Ну, по крайней мере, в школе. Думаю, что документ смогут использовать избирательно, как иногда бывает, и в этом нет ничего хорошего.

«Чтобы внести серьезную правку в язык, власти или общественному движению нужно давить на людей»

— И власть, и разные общественные движения (например, феминизм) воздействуют на язык. Насколько успешно?

— Довольно успешно. К примеру, большое влияние оказала реформа Петра I (число букв в русском алфавите сократилось до 33, их начертание упростилось и округлилось и т. д, — прим. ред.).

Революция, конечно, была огромным потрясением — она серьезно изменила язык. Та же реформа орфографии 1917–1918 годов. Я бы сказал, что в целом она оказала положительное влияние, потому что благодаря ей провели ЛИКБЕЗ — ликвидацию безграмотности. Без такой реформы сделать это было бы гораздо труднее. И мы сейчас уже не мыслим возврата к старой орфографии, хотя кто-то ее вспоминает.

Но, даже без желания власти как-то управлять языком, во время революции он бы изменился, потому что это событие поменяло мир и поменяло людей.

— Но после распада СССР многие слова, появившиеся под влиянием большевиков, ушли.

— Безусловно, когда влияние большевиков кончилось, какие-то изменения ушли, но какие-то остались. Скажем, замена обращений «товарищ» на «гражданин» и «гражданка» — вполне сознательное изменение в эпоху перестройки. И сейчас слово «товарищ» не то чтобы пропало, но используется гораздо реже. Были слова «буржуй», «совдурак» и т. д., которые ушли.

Опять же, бандиты, которые стали заметны в 1990-е годы. Тогда у нас появилась криминальная лексика. Пришли люди, которых мы видели в красных пиджаках с золотыми цепями, и у них были свои словечки, и вот мы их услышали. Отдельные слова в наш язык принесла и пандемия коронавируса.

— Если возвращаться к закону и ограничению заимствований. Ведь в истории русского языка всегда прослеживалась эта тенденция.

— Да, история показывает, что во все времена были противники заимствований, начиная с известного академика и адмирала Александра Шишкова. Но, к примеру, Владимир Ленин был за очистку русского языка, при этом любил заимствования. Александр Солженицын, написавший «Русский словарь языкового расширения», тоже выступал против заимствованных слов.

Все вышеперечисленные были против заимствований. Но, грубо говоря, их усилия были тщетны. Потому что, да, сталинская чистка влияла на язык, но как только политическое давление сошло на нет, многие слова вернулись.

Вообще проблема заимствований возникает именно в процессе заимствования, когда слова еще настораживают людей. Чем сложен сегодняшний период? Тем, что очень много заимствований из английского языка, и мы часто сталкиваемся в тексте с незнакомым словом. Это раздражает. Но действительно, когда заимствований так много, хорошо бы отрегулировать этот процесс, но едва ли это можно сделать только штрафными санкциями.

Они ничего не дают, тем более что русский язык хорошо адаптирует заимствования, одомашнивает их: появляются родственные слова с русскими суффиксами, приставками, и вот уже слово живет в коллективе или семье «родственников».

Например, если слово «хайп» — заимствованное, то «хайпожор» или «хайпануть» — уже с русскими суффиксами или в сочетании с русским корнем. Можно сетовать, что заимствований много, и иногда пытаться создать российские аналоги, но запрещать заимствования — просто глупость.

— Но все-таки, насколько большое влияние, вклад в изменение языка вносит политика и общественные движения? Или определенный политический период проходит и все снова возвращается обратно?

— Дело в том, что у нас нет для этого четкой единицы измерения. Повторюсь, как только страх уходит, заимствования снова возвращаются и даже приходят новые.

А чтобы власти или даже общественному движению внести какую-то серьезную правку в русский язык, нужно давить на людей — заставлять их следовать тем правилам, которые предлагаются. То есть власть давит своим авторитетом, иногда даже угрозами, а общественные движения создают атмосферу неприятия — в обществе становится неприличным говорить иначе.

«Как только страх уходит, заимствования возвращаются». Лингвист — о русском языке в эпоху потрясений
Фото: Антон Буценко, 66.RU

Скажем так, если человек случайно произносит какое-то слово, которое считается неприличным, то вас подвергают общественному остракизму. Это касается и феминистической правки, и правки касательно ЛГБТ, а также национальных, расовых и национальных шовинистических слов.

То есть здесь общественное мнение очень важно, и мы знаем целый ряд скандалов. В России этого меньше, но в Европе подобные скандалы порой приводят к увольнению людей, к краху их карьеры.

— Интернет и соцсети — тоже важная веха развития языка. Вообще новые коммуникационные среды портят или улучшают язык?

— Естественно, интернет оказал огромное влияние на общение и язык. К примеру, смайлики — важное изобретение, позволяющее компенсировать сухость письменной речи, потому что впервые в истории человечества мы болтаем в таком масштабе не вживую. К тому же они более-менее универсальны для всех языков.

Безусловно только одно: среда влияет на язык. А дальше уже вопрос оценки. Люди очень часто называют «порчей» обогащение. Вот и такое обогащение не всем понятно. А на самом деле это важное изобретение, связанное с настройкой языка на новую среду, на потребность в его оживлении.

«Войны влияют на язык, только когда враг приходит на твою территорию»

— А войны насколько сильно влияют на язык?

— Российско-японская война почти не оказала воздействия на язык. Ну, появились экзотические слова типа «банзай» и др. Почему она не повлияла? Да потому что она была где-то там, а основная масса людей мирно жила в Москве и Петербурге.

— Спецоперация близко к нам. Она, мне кажется, тоже заметно влияет на язык.

— Не очень сильно. Да, прошла мобилизация, появилось слово «мобик» и т. д. Но это незначительное влияние, потому что когда что-то трагическое происходит где-то там, это не особо отражается на языке. Я о том, что здесь очень важно, на какой территории все происходит. И если боевые действия не идут на территории твоего государства, то люди, живущие в мирной среде, их могут не замечать.

А как только это касается всех, как в Первую и Вторую мировые войны, когда враг приходит на твою территорию и жизнь меняется радикально, — вот в таких ситуациях язык отзывается на это.

— Из нашего разговора у меня сложилось впечатление, что если бы не было всех этих потрясений — политические реформы, войны, общественные движения и явления, интернет и т. д., — то язык бы особо и не менялся? И были бы мы сейчас на уровне Кирилла и Мефодия. Шучу, конечно.

— Да, все двигалось бы потихоньку, очень медленно и спокойно. Но вообще как можно представить себе мир, в котором нет потрясений? В нашей стране сложнее найти время, когда не трясет. Вообще сложно оценить, хорошо эти потрясения или плохо. Скорее плохо, потому что людей, так скажем, потрясло. Но, с другой стороны, это принесло с собой существенное изменение в язык.

«Как только страх уходит, заимствования возвращаются». Лингвист — о русском языке в эпоху потрясений
Фото: Антон Буценко, 66.RU

— А дальше? Что будет с языком в перспективе трех–пяти лет?

— Сегодня невозможно быть прогнозистом — настолько сильно влияют на язык внешние события и технологии. К тому же сейчас вообще очень сложная ситуация. Появились «релоканты» — многие молодые люди, воздействующие на русский язык, уехали.

Как будет развиваться язык, сейчас очень трудно сказать. Будут ли эти люди составлять единое целое, коммуницировать или они разойдутся? Пока непонятно. Потому что сейчас есть интернет, который объединяет людей, и, может быть, такого раскола не произойдет. Надо подождать лет десять, чтобы понять, что будет с русским языком и с людьми в России и вне ее.

— Хорошо. Тогда скажите мне как лингвист. Как в идеале должен развиваться язык?

— Я бы, как лингвист, хотел, чтобы на язык никто не влиял сознательно. Тогда по нему можно будет судить о естественном развитии социума и культуры. К примеру, по феминитивам можно было бы судить о степени развития эмансипации и феминизма. Но если в язык воткнуть все эти феминитивы как обязательные, то он перестанет быть инструментом оценки.

Но дело в том, что активисты, как правило, рассматривают язык как некий инструмент воздействия на людей. Давайте, если в мире не получается достичь равенства, сделаем это в языке и через язык будем воздействовать на мир. А ученым, конечно, интересно, чтобы язык отражал этот мир, а не был инструментом воздействия на него.

ЛГБТ признана в РФ экстремистской организацией